Российский рынок IT переживает период глубокой перестройки. Еще не все компании успели сориентироваться в изменившемся после 2022 года IT-ландшафте, а в повестке-2025 уже новые вызовы. Как изменится рынок IT в этом году, кому и зачем придется пересмотреть свои цифровые активы и ускорить переход на отечественное ПО, кто поможет бизнесу пережить очередную точку бифуркации? Об этом — в интервью с главой системного интегратора «Элпо» Дмитрием Скрипченко.
«Мы помогаем бизнесу добиться поставленных целей и подсветить те, которые он еще не видит»
— Какова классическая роль системного интегратора в IT-процессах?
— Системная интеграция — это использование разноплановых IT-систем и продуктов для решения задач заказчика, объединение их в единую, согласованную инфраструктуру. Эта работа предполагает этапы предпроекта, когда заказчик сам или с нашей помощью формулирует техзадание, проектную работу, поставку оборудования, монтаж и пусконаладочные работы.
— Какую долю рынка занимают системные интеграторы?
— Системная интеграции в России — это рынок исполнителя по причине ограниченного количества специалистов инженерного профиля. Спрос на услуги системных интеграторов активно растет, а количество команд, которые могут помочь бизнесу быстро и эффективно внедрять новые технологии и адаптироваться к изменениям на рынке, отстает от этого роста. Последние десять лет доля системных интеграторов в IT рынке практически стоит на плато — она составляла 42% от общего объема рынка IT-услуг в России в 2013 году по данным IDC и увеличилась до 45% в 2023 году по оценкам CNews300.
— Как изменились задачи интеграторов в связи с активным ростом цифровизации?
— Еще несколько лет назад можно было сказать, что наша работа похожа на сборку «Лего». Например, средний или небольшой интеграционный проект (серверная инфраструктура, специализированное ПО) включает работу с 2-4 вендорами, с десятью и более категориями оборудования — от серверов до систем пожаротушения, которые не имеют отношения к IT, но которые тоже нужно интегрировать в общий цифровой контур. А если говорить обо всех наименованиях продукции, оборудования и материалов, которые будут в спецификации, то их число может достигать тысячи и более.
Сегодня, учитывая, что количество продуктов и систем, которые нам нужно объединять в одно целое, постоянно растет, усложняется и специфицируется, а необходимые интегратору компетенции выходят далеко за рамки собственно IT, видим свою задачу в комплексном консалтинге по цифровизации бизнеса. По сути, мы уже не сборщики, а соавторы этого условного «Лего». В идеале работа интегратора начинается с аудита IT-инфраструктуры, которая помогает заказчику критически оценить свои бизнес-процессы, увидеть места уязвимости и точки роста. Это — базовый продукт любого сильного интегратора, с которого, по нашей практике, стартуют порядка 20% интеграционных процессов.
— Какие результаты могут принести инвестиции в системную интеграцию и IT-проекты?
— Помогаем бизнесу добиться поставленных целей и подсветить те, которые он еще не видит. Если более конкретно — увеличить доход на 20-30%, а в некоторых случаях — добиться кратного роста прибыли. Обеспечение безопасности IT-решений в рамках системной интеграции помогает контролировать физическую, экономическую и даже биологическую безопасность (в случае, например, агрохолдингов и предприятий пищевой промышленности). Инвестиции в это направление дают защиту от внешних угроз, а формирование новых цифровых инструментов и сервисов позволяет быстрее принимать обоснованные управленческие решения и адаптироваться к меняющимся условиям рынка.
«Цифровизация — это всегда история о повышении конкурентоспособности»
— В России инициатором и лоббистом цифровой трансформации стало государство, запустившее в 2019 году нацпроект «Цифровая экономика». Как «государственное происхождение» этого процесса повлияло на рынок?
— В этом есть свои плюсы и минусы. Безусловное благо для рынка в том, что государство формирует стабильно растущее и гарантированное бюджетом финансирование. Это дает возможность прокачивать компетенции и профессионально развиваться всем участникам отрасли. Государство создает самое главное — инфраструктуру, каналы связи, сети, сервера, формирует заказ, систематизирует рынок, вводя корпоративные стандарты, и таким образом приводит его к общему ландшафту.
С другой стороны, работа с государством в рамках бюджетных бюрократических правил чревата тем, что поставленные цели или не выполняются, или выполняются неоптимальным образом, с так называемым «сдвигом вправо». Это большая проблема, и цифровая экономика ее не избежала. И наконец, совмещение государством функций регулятора и основного заказчика — а сегодня оно аккумулирует около 80% заказов в IT — создает системные перекосы и риски для субъектности отрасли.
— С какими итогами в цифровизации российская экономика подошла к 2022 году? Каким отраслям удалось реализовать ее потенциал в большей, а каким — в меньшей степени?
— По нашей оценке, в госструктурах и госкорпорациях реализованный потенциал цифровизации составляет примерно 40-50%. В частном бизнесе эта цифра меньше, что связано с трудо- и капиталоемкостью этих процедур. Например, промышленным компаниям нужно минимум три-четыре года, чтобы увидеть первые плоды цифровой трансформации, а в период турбулентности не все имеют такой горизонт планирования. Активнее всего, по нашим оценкам, вкладывается в цифровизацию крупный бизнес. Некоторые наши агрохолдинги, скажем, имеют обоснованные амбиции стать передовыми цифровыми предприятиями. Современные промышленные предприятия также имеют достаточно продолжительную и результативную историю цифровизации. А вот предприятия с высокой добавленной стоимостью, созданные еще в советское время, имеют большой нереализованный потенциал в этом направлении. В целом отраслевая структура активных участников цифровизации выглядит так: госсектор — до 40-50%, промышленность — 20-25%, торговля и ритейл — 10-15%, ЖКХ, энергетика, транспорт — 10-20%, образование, медицина — до 10%. Но главный итог этих лет — пришедшее к бизнесу понимание, что цифровизация — это снижение затрат, рост прибыли, улучшение управляемости. Что цифровизация — это всегда история про конкурентоспособность. И если она вам нужна, направление движения очевидно.
— Что произошло с рынком в 2022 году?
— Главным триггером рынка, безусловно, стал уход зарубежных вендоров и сокращение поддержки их предустановленных решений. Волатильность ценообразования и спроса достигли потолка — цены менялись буквально каждый день, а заказчики в панике выкупили все, что было на российских складах.
Затем начался период адаптации, связанный с легализацией параллельного импорта и лавинообразным ростом предложений от российских вендоров. С этого момента и по сегодняшний день продолжается формирование отложенного спроса: B2B-рынок рассчитывает на то, что приобретенные им продукты рано или поздно начнут поддерживаться, а в моменте миксует зарубежные и отечественные решения, что требует от интеграторов роста экспертизы в вопросах кросс-платформенной совместимости.
«После 2022 года курс на импортозамещениев IT значительно ускорился»
— В какой стадии сейчас переход на отечественное ПО?
— Регуляторика импортозамещения в России довольно быстро прошла большой путь от ограничений до прямых запретов, установленных в 44-ФЗ. Сегодня государственная IТ-инфраструктура почти на 100% строится на российских решениях и оборудовании. Исследования CNews и TAdviser указывают, что в крупных федеральных IT-проектах доля отечественных продуктов колеблется в диапазоне 50-70% в зависимости от отрасли. На региональном уровне этот показатель выше (60-90%) из-за более жестких регламентов Минцифры и контроля за соблюдением требований к импортозамещению.
Сегодня на российском IT-рынке сложилась уникальная ситуация — тенденция к импортозамещению оказалась такова, что даже новые зарубежные игроки очень быстро сворачивают свое присутствие и поддержку своих продуктов. Российский IT-рынок предлагает огромное количество отечественных решений — такого нет ни в одной стране мира. Он быстрорастущий, неоднородный, и, по нашему мнению, в ближайшие два-три года мы увидим на нем череду слияний и поглощений.
— Какой временной горизонт есть у компаний, чтобы определиться с дорожными картами миграции на отечественное ПО?
— Делая подобные прогнозы, важно учитывать два нюанса. В среднем срок жизни корпоративного IT-решения, с начала эксплуатации и до ее завершения, по нашим оценкам, составляет 10-15 лет. Но, с другой стороны, о нормальном функционировании на импортном оборудовании сегодня речи не идет, потому что в большинстве случаев оно требует проактивной поддержки, а российские операторы не всегда могут предоставить ее на должном уровне. Простой этого оборудования без эксплуатации, учитывая его стоимость, негативно отражается на балансе компании. Это порождает у бизнеса оправданные тревоги по поводу стабильности и доступности иностранных IT-решений.
— Как изменилась регуляторика рынка импортозамещения в 2025 году?
— С начала года приняты два законодательных акта, которые очень существенно повлияют на рынок. Так, постановление правительства ввело серьезные изменения в части госзаказа для госкорпораций типа «Россетей», «Росатома», которые до этого решали вопросы импортозамещения достаточно автономно. Принятые правила погрузили их в новую реальность. Мы видим, что торги этих корпораций по закупке ПО и IT-решений приостановлены, и эта пауза продлится, по нашим оценкам, до середины года, пока не будут выработаны соответствующие правоприменительные практики.
Второй важный момент для рынка — подписанный президентом 7 апреля этого года закон, в соответствии с которым значимые объекты критической информационной инфраструктуры (КИИ) страны должны перейти на отечественное ПО. Закон вступит в силу 1 сентября этого года. Порядок и сроки перехода определит правительство РФ. В соответствии с документом, на значимых объектах КИИ должен использоваться российский софт, сведения о котором будут включены в соответствующий реестр. Отмечу, что понятие КИИ — не новое для отраслевой повестки, и побуждения к бизнесу составить дорожные карты о переходе на российское ПО были и ранее, но ни о каких принудительных мерах и конкретных сроках такого перехода речи не шло. Теперь ситуация изменилась. По нашему мнению, реальные сроки перехода будут, в том числе, зависеть и от того, как скоро в РФ появятся производственные мощности для выпуска необходимой для индустрии компонентной базы.
— Какие субъекты экономической деятельности попадают под действие закона?
— Согласно закону, к объектам КИИ могут быть отнесены информационные системы и сети, а также автоматизированные системы управления, функционирующие в следующих сферах: здравоохранение, наука, транспорт, связь, энергетика, банковская и иные сферы финансового рынка, ТЭК, атомная энергия, оборонная и ракетно-космическая промышленность, горнодобывающая, металлургическая и химическая промышленность. Таким образом, пересмотреть и проанализировать в новом контексте свои IT-активы придется очень многим компаниям.
— Как это изменит запросы заказчиков?
— По нашим оценкам, бизнесу все еще сложно ориентироваться в обновленном IT-ландшафте и выбирать наиболее релевантные своим целям и возможностям инструменты. Поэтому основным запросом будет миграция на отечественные решения, обеспечение информационной безопасности и модернизация в рамках импортозамещения, а также оптимизация рабочих процессов.
— Способна ли отрасль справиться с этими задачами, учитывая серьезный кадровый голод в России?
— Кадровый дефицит — общая для всех отраслей экономики проблема. В нашем случае она усугубляется тем, что квалифицированных кадров не хватает с обеих сторон — и у заказчиков, и у интеграторов. Заказчики зачастую осознают необходимость цифровизации, но не имеют кругозора и компетенций, чтобы понять, в какой плоскости лежат их проблемы и как к ним подступиться. Системным интеграторам, в свою очередь, не хватает инженеров, системных администраторов, сетевых специалистов, которые могут эффективно работать с интеграцией различных IT-систем в рамках корпоративных и государственных проектов, специалистов в управлении проектами и IТ-инженеров, монтажников, менеджеров проектов. Всех этих специалистов изначально мало на рынке труда. Плюс значительную часть соискателей оттягивает внутриотраслевая конкуренция с разработчиками ПО, что тоже приводит к кадровым перекосам. В связи с этим дальновидные интеграторы решают проблему с опорой на два главных подхода: непрерывное обучение и деятельная практика. Многие системные интеграторы растят свои кадры внутри коллектива от монтажника до техдиректора, становятся «нулевым пациентом» для образовательного рынка и приходят преподавать тем, кто будет учить специалистов для отрасли, поскольку адаптировать людей приходится уже в реальных проектах. Здесь уместна будет аналогия с врачами — как и у них, у системных интеграторов должна быть обширная практика, в том числе — опыт неудачных, неуспешных проектов. А для этого нужно время, потому что проекты в системной интеграции — дело штучное. Например, мелкие и средние региональные интеграторы реализуют в год от 10 до 30 проектов (учитывая длительность согласований в госсекторе, промышленности и пр., а также штат компаний), крупные игроки — 30-70 проектов ежегодно. Так что IT-инженер становится ценным активом не раньше, чем через 3-5 лет работы в профильной компании. В этом смысле стаж работы компании-интегратора на рынке прямо пропорционален компетенциям ее сотрудников — это тот случай, когда количество переходит в качество.
«Глобальный рынок остается прозрачным, и мы все равно следуем мировым стандартам»
— Одним из источников компетенций, о которых вы говорите, было в том числе присутствие зарубежных вендоров — кроме своего оборудования и ПО, они обеспечивали трансфер высоких технологий и экспертизы. Удалось ли российскому IT остаться в мировой отраслевой повестке после их ухода?
— Безусловно, сотрудничество с ключевыми игроками рынка позволяло нам совершенствовать свои знания. Но, к счастью, за 30 лет работы на рынке мы смогли локализовать многие зарубежные практики и нарастить собственную экспертизу. Сейчас имеем уникальное разнообразие решений и предложений от российских интеграторов, софтверных и программно-аппаратных вендоров, и это серьезная фора для развития рынка в моменте. Прикладываем все усилия, чтобы оставаться в мировой отраслевой повестке, потому что без этого наша отрасль неконкурентоспособна. Так что инженерные компании по-прежнему ориентируются на мировые стандарты.
— Очевидно, подтвердить соответствие этим стандартам можно только работой на зарубежных рынках. Есть ли у российского IT такой опыт?
— Да, такой опыт есть. Связываем это с очень высокой инженерной компетенцией наших специалистов и конкурентоспособной стоимостью конечного продукта.
— Можно ли релоцировать этот опыт в российскую практику?
— Наша работа за рубежом — это проба пера. Геополитические риски определяют сейчас слишком многое, и пока не будут сформированы оптимальные регуляторные тенденции, интеграция туда не будет иметь большого развития. Мы еще не рассматриваем это как способ расширения бизнеса, но зафиксировали и обдумываем тот факт, что эти рынки для нас открыты. В любом случае, тот опыт, который мы получили, будет востребован в будущем и откроет новые перспективы для развития системных интеграторов и IТ-рынка в целом.