— Одно из ключевых событий уходящего года — перевыборы президента и обновление состава правительства. Какие изменения в государственной политике это принесло?
— Самое главное состоит в том, что политическая система остается стабильной, а уже сформированные параметры государственной политики — пролонгированными на следующие шесть лет. Есть национальные цели развития, обозначенные указами президента, — рост уровня благосостояния, развитие инфраструктуры и утверждение России как важного мирового игрока. В ближайшие шесть лет Россия будет придерживаться курса строительства многополярного мира, что означает и определенные сложности ввиду неизбежной в этом случае конфронтации с западными странами. Этот фактор будет влиять и на внешнюю, и на внутреннюю политику страны, и мы к этому готовы. Кроме того, Россия продолжит взаимодействие со странами БРИКС и, разумеется, будет наращивать свою военную мощь.
После поправок в Конституцию 2020 года в России сложилась довольно централизованная система управления страной, в которой президентская власть выступает основным, доминирующим игроком. Вопрос о том, кому управлять регионами, скажем откровенно, тоже решается в Кремле — другое дело, что население затем легитимизирует это решение. Так что понятная, предсказуемая политическая реальность, к которой страна вполне приспособилась, сохранится.
— В этом году военные действия начались в нашей стране, на территории Курской области. Как это сказалось на общественных настроениях? Усилился ли запрос на мирное развитие, о котором мы говорили в прошлом году, или, напротив, происходит так называемая нормализация военных действий?
— В качестве ответа позволю себе процитировать директора ВЦИОМ Валерия Федорова, который больше других знает про общественные настроения, немного добавив от себя. Мы имеем сегодня действительно уникальную ситуацию, когда все три обозначенных вами тренда удивительным образом сосуществуют. С одной стороны, население вполне принимает нынешнюю реальность. Все то, что мы называем консолидацией вокруг флага или донбасским консенсусом, продолжает играть важную роль в общественных настроениях. Подавляющее большинство поддерживает спецоперацию, и уровень этой поддержки не падает. С другой стороны, значительная — если не большая — часть россиян выступает за то, чтобы был заключен мир, и мы переходили к мирной повестке. И наконец, третий аспект, тоже достаточно интересный, связан с тем, что, несмотря на некоторый всплеск беспокойства после шестого августа, когда ВСУ вторглись в Курскую область, восприятие происходящего в известной мере нормализовалось, то есть люди относятся к этому как к некой данности. Но если посмотреть в более широком контексте, то с учетом настроений бизнеса, с учетом геополитических факторов, о которых я говорил, потребность в том, чтобы завершить боевые действия и начать мирную жизнь, безусловно, превалирует.
— Два переназначения в губернаторском корпусе Черноземья — Курской и Тамбовской областях — в чем логика этих кадровых решений?
— Эти два назначения манифестируют появление новых тенденций в кадровой политике в отношении губернаторского корпуса, которые нам еще предстоит осмыслить, и рельефно обозначают одну из ключевых проблем в назначении губернаторов «новой волны». Напомню, идея этой кадровой политики заключается в том, что в управленческий президентский резерв отбираются кандидаты из числа чиновников федерального или регионального уровня и бизнесменов, которые проходят соответствующую подготовку, получают KPI и приезжают на места в качестве операторов регионального развития от имени федерального центра. Понятно, что они мотивированы показать результат и получить повышение, то есть вернуться на федеральный уровень. Но давайте посмотрим, как выглядит эта политика глазами местного населения и элит. Назначенные управленцы начинают работать, благодаря открытости современных технологий коммуникации вызывают к себе доверие и позитивное отношение граждан, которые связывают с ними определенные надежды, а затем покидают регион. Так в 2024 году на федеральный уровень ушел теперь уже экс-губернатор Курской области Роман Старовойт. Ушел на понятную позицию — стал федеральным министром. Но его уход, скажем прямо, вызвал серьезное чувство фрустрации в регионе. Да, мы не увидели каких-то проявленных жестов со стороны населения, бизнеса или элит, которые заставили бы задуматься над этим администрацию президента. Но проблема существует. В общем, и уход тамбовского губернатора, который до сих пор остается спонтанным и необъяснимым для широкой публики, — явление того же порядка. (Не будем брать во внимание заявлений, что он переходит на некую федеральную позицию, поскольку на момент нашей с вами съемки она так и не обозначена.)
— Назначение вместо Максима Егорова Евгения Первышова — это начало прихода во власть новых элит, о которых говорил президент?
— Евгений Первышов до назначения в Тамбовскую область работал мэром Краснодара. Это региональный управленец с серьезным опытом в городе-миллионнике, понимающий, как осуществлять публичное управление в регионе. В то же время он — участник программы развития для участников СВО «Время героев». В общем, это не совсем новая элита, говоря по справедливости. Но его назначение — это действительно такой демонстративный кадровый бонус человеку, получившему военный опыт на СВО.
— В то же время в регион, живущий на военном положении, назначен человек не только без военного опыта, но и без большого управленческого багажа...
— Ситуация с отставкой Смирнова немножко иная. После ухода Старовойта, на фоне напряженной обстановки в курском приграничье, назначение преемником его первого заместителя казалось правильным, способным сохранить стабильность управленческой конструкции, не допустить дестабилизации, связанной с приходом нового человека. Я, как и многие, приветствовал это решение. Но масштаб задач, которые встали перед властью после вторжения ВСУ 6 августа 2024 года, оказался, прямо скажем, ей не по плечу. Потребовалось хирургическое вмешательство со стороны Кремля, чтобы попытаться исправить ситуацию. И в отличие от Тамбовской области, где стояла задача просто сменить одного управленца на другого, назначение губернатора Курской области преследовало цель кардинально изменить ситуацию в двух плоскостях. С одной стороны — стабилизировать регион в целом, который оказался в очень специфической ситуации. С другой — наладить коммуникацию с переселенцами, которых, по разным подсчетам, в области не менее 150 тысяч. Поэтому публичный политик в лице Хинштейна — это ответ на запрос открытости и эмпатии, которых недоставало прежней власти. И этот запрос, судя по первым шагам нового главы области, на настоящий момент закрыт. Другое дело, что вслед за решением коммуникативных проблем должны последовать решения другого порядка — выдача сертификатов пострадавшим, оказание помощи, а глобально говоря — формирование новых, более эффективных управленческих механизмов. И здесь, конечно, есть определенные сомнения, справится ли Александр Хинштейн с этой задачей. Мы пока не знаем. Управленческого опыта у него нет, он сам это понимает. Он формулирует свою цель так — правильно поставить задачи и подобрать команду, и верит, что у него получится. Аргумент в его пользу — наличие федеральных связей и статуса, которые позволяют многие вопросы лоббировать более эффективно.
— В конце 2024 года появились новые KPI для губернаторов. Что изменилось в документе по сравнению с предыдущей версией?
— Иерархия требований осталась без изменений — в топе по-прежнему высокий рейтинг главы государства среди населения. При этом появились новые опции, связанные с СВО, с реабилитацией и лечением тех, кто пострадал в ходе боевых действий. Из качественных изменений отмечу рокировку определенных показателей и переходу от их количественной, статистической оценки к оценке через удовлетворенность людьми. Это касается медицинского обслуживания, социальных проблем, патриотического воспитания. Но это усиление социологических критериев — идея хоть и неплохая, но не революционная.
— В последние два года вы обозначали, как ключевые функции губернаторов быть «седативным средством» в 2022 году и «операторами регионального развития» в 2023-2024 годах. Какой будет задача номер один для глав регионов в наступающем году?
— Уже в 2024 году мы увидели, что функционал губернаторов сместился в сторону использования тех современных возможностей, которые появились в связи с изменением экономической политики. Я имею в виду тот факт, что государство стало гораздо больше тратить — на «оборонку», на силовые структуры, на поддержание и увеличение платежеспособного спроса, на формирование новых возможностей для промышленности. И конечно, главы регионов должны были этим воспользоваться. В 2025 году ключевыми для них будут две опции. Останется в актуальной повестке их роль оператора регионального развития с использованием федеральных инструментов. Речь идет прежде всего о 40 трлн рублей, которые должны быть освоены в рамках национальных проектов. Это действительно огромные деньги, которые важно использовать для развития инфраструктуры и социальной сферы. И второе. Все больше сигналов свидетельствует о том, что 2025 год станет годом, когда накопленные в экономике структурные диспропорции, связанные с огромными тратами на СВО, оборонку, силовые расходы, с дефицитом рабочей силы и миграцией, с повышением ключевой ставки и инфляцией, перейдет в некую качественную проблему. И очевидно, губернаторам придется совмещать роль операторов регионального развития с антикризисным управлением.
Особняком стоят губернаторские цели в Белгородской и Курской областях. И здесь позволю себе воспользоваться формулировкой, предложенной Александром Хинштейном: «Победить и отстроиться!», потому что в ней заложены действительно хорошие смыслы, связанные с восстановлением этих областей.
— Закон о реформе местного самоуправления, который должен был завершить формирование архитектуры региональной власти, пока не принят. Но в Черноземье уже есть регионы, которые перешли на одноуровневую систему МСУ. Проанализируйте, пожалуйста, их опыт.
— Закон об организации региональной власти на основе поправок в Конституцию принят в конце 2021 года, и в соответствии с ним уже осуществляются ротации губернаторского корпуса, деятельность областных парламентов, выборы и прочие региональные политические процессы. А вот муниципальный уровень в этом смысле несколько «завис». Главная новелла этой реформы — в переходе от двухуровневой системы (поселения, муниципальные районы, городские округа и муниципальные округа) к одному уровню. Поселения упраздняются, сельсовет, например, становится административной единицей района, а избранный глава сельсовета — чиновником территориального управления или территориального аппарата района, который будет называться муниципальным округом. Дилемма этой реформы — в том, что, с одной стороны, администрации сельских поселений ввиду малочисленности проживающих и недостаточной налоговой базы зачастую не имеют возможности реализовать свои полномочия. Но с другой стороны, за ними — обратная связь от населения. Поэтому укрупнять или убирать этот нижний этаж власти нужно очень осторожно, по принципу «Не навреди!». Кроме того, Россия слишком велика для того, чтобы выстроить систему управления по одному лекалу. Поэтому принятие закона в очередной раз перенесено, но в целом его обсуждение идет в двух руслах — максимально увеличить переходный период или дать возможность регионам самим выбирать между двух- и одноуровневой системой или даже комбинировать.
В Черноземье есть опыт полного перехода к одноуровневой системе — в Тамбовской области это сделала команда экс-губернатора Егорова, и частичного перехода — в Липецкой области. По отзывам экспертов-практиков в этой теме, ни в одной, ни в другой области какой-то значимой управленческой встряски не произошло, ситуация остается управляемой. Но проблема обратной связи, о которой я упомянул, в одноуровневой системе действительно обостряется. Думаю, пауза в принятии закона даст законодателям возможность продумать, как сделать предстоящие изменения максимально безболезненными для людей.
— В этом году произошли серьезные события в макрополитике, в том числе избрание нового президента США с иным отношением к СВО, нежели прежняя администрация, а также активизация мирных инициатив Китая и Бразилии по урегулированию конфликта с Украиной. Насколько эти события существенны для внешней политики России и способны влиять на ситуацию?
— Я бы сказал, что они чрезвычайно значимы не только для внешней, но и для внутренней политики. Не так давно на коллегии Минобороны президент отметил, что наши траты на вооруженные силы, спецоперацию, силовые структуры огромны, но наши возможности — не бесконечны. Потребность переформатирования милитаризованной экономики под нужды мирного развития ощущает вся страна — население, бизнес и сама власть. Это позволит высвободить огромные ресурсы для решения накопившихся проблем.
Изменения на международной арене, новое структурирование мировых игроков, связанное с выборами в США, открывает, скажем осторожно, окно возможностей для заключения мира. Конечно, огромное значение будет иметь уровень реализма и договороспособности, в том числе украинской стороны. Россия свою позицию заявила — мы готовы к компромиссу с учетом сложившихся реалий и ситуации на земле. Поэтому шансы на мирное развитие есть. Другой важный для нас сценарий — отношения с развитыми западными странами. Возможен ли здесь переход от жесткой конфронтации к формам сотрудничества, которое в интересах и России, и всего мирового порядка? Одним словом, посмотрим, насколько эффективно в наступающем году будут использованы эти новые геополитические возможности.
Об эксперте
Владимир Слатинов — политолог, доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой государственного и муниципального управления Курского государственного университета, обозреватель аналитического экспертного центра «Клуб регионов».
