— Последние годы экономика страны живет в парадигме того, что нужно обеспечивать свой технологический суверенитет. Как вы считаете, реально ли в текущих условиях обеспечить полную технологическую независимость? Как вы оцениваете уже проделанную работу в этом направлении?
— Если говорить кратко, то процесс идет быстро и энергично, государство ведет активную работу по обеспечению технологического суверенитета. Но в целом, когда мы говорим о полном технологическом суверенитете— этот вопрос дискуссионный. В текущем моменте развитие технологий происходит по принципу глобальности и международного разделения определенных компетенций. Каким образом эти компетенции распределяются между странами? Это первый вопрос.
Второй, очень важный при определении технологического суверенитета: какая страна владеет ключевыми продуктами интеллектуальной собственности на ту или иную технологию?
Третий: где физически расположено производство?
Высокотехнологические продукты как правило создаются по нескольким переделам: начиная от изобретения интеллектуальной собственности и производства необходимой компонентой базы, заканчивая сборкой готового изделия. Причем не всегда целесообразно реализовывать эту цепочку в рамках одной страны. Почему? Например, с точки зрения экономической целесообразности определенный материал может производиться в рамках одного завода, но в масштабе всего мира. Это связано с очень высокими капиталовложениями в такое производство. Поэтому было бы неверным говорить, что технологический суверенитет — это способность производить весь спектр продукции в рамках одного государства. Важно, кто держит ключевые точки в этом процессе.
Первая ключевая точка, к которой «Сколково» сейчас очень близко находится, — это вопросы интеллектуальной собственности и разработки. В правовом мире интеллектуальная собственность является продаваемой, и контроль за ней во многом определяет добавленную стоимость продукта. Еще один ключевой момент, связанный с переделом продукции: не всегда речь идет исключительно о сборке продукта. В некоторых случаях — о ключевых компонентах, которые являются узкими местами для всего производственного цикла. При этом ключевые точки могут меняться в зависимости от развития технологий или от развития производственных мощностей.
В России сейчас одновременно развиваются два очень серьезных процесса: поддержка отечественных разработчиков, которые закрывают потребности в интеллектуальной собственности, и создание физической инфраструктуры для производства наиболее важных компонентов внутри страны.
— Как вы считаете, какие инновационные направления сегодня в России наиболее успешны?
— Традиционно Российская Федерация сильна в нескольких технологических областях. В первую очередь, это IT-технологии. Благодаря тому, что в нашей стране всегда был высокий потенциал математиков и специалистов в области цифровых технологий, мы прочно занимаем ведущие позиции по кибербезопасности.
У нас создается масса цифровых продуктов, которые связаны, например, с цифровым образованием. Также серьезно развивается финтеххаб — это, по сути, конгломерат инновационных компаний, которые предлагают рынку технологии в области финансов, IT-компании, специализирующиеся на специфических решениях для финансовой сферы, в том числе банков и страховых компаний.
Последние два года технологии серьезно подтолкнули развитие сегмента, связанного с промышленным программным обеспечением. Это автоматические системы управления производством (АСУТП), решения в области проектирования CAT-системы, PLM-систем для управления жизненным циклом продукта. Для крупного производителя такого рода технологии — это «нервная система» производства, без чего оно не может нормально функционировать. Сейчас такие компетенции российских программистов очень востребованы.
Что касается биологических проектов, на данный момент растет спрос на IT-продукты в сфере АПК. В 2023 году по количеству они впервые превысили медицинские стартапы. В медицине ситуация сложнее, но это связано в целом с тем, как устроена парадигма работы по биомедицинским проектам. Дело в том, что такие разработки — особенно в фармацевтике, — дорогостоящий и длительный процесс. Если мы возьмем самые крайние стадии разработки, то увидим, что только 2-3% доходят до рынка. С учетом всех этих факторов, а также того, что лекарства становятся все более специализированными, количество целевых пациентов на одну разработку постоянно уменьшается. Для того чтобы добиться успеха в этой области, локального рынка недостаточно, требуется глобальный. Связано это во многом с ограниченным спросом. Мы, как и все сейчас, перестраиваем систему взаимосвязей с Запада на Восток, выстраиваем взаимоотношения с крупными китайскими и индийскими фармпроизводителями.
Кроме того, видим серьезный рост в части востребованности решений в области ЖКХ и строительства. Много российских компаний предлагают и новые материалы и сайферные решения в этих областях.
Еще один значимый и объемный сегмент российской экономики — энергетика, причем речь идет не только о нефти и газе, но и о возобновляемых источниках энергии. Если посмотреть на цифры, то в связи с возросшим спросом на решение отечественных разработчиков, в частности импортозамещающих, последние два года наблюдается прирост выручки российских стартапов. По итогам 2022 года она составила более 350 млрд рублей, что на 40% больше, чем годом ранее. По предварительным оценкам выручка стартапов в 2023 году ожидается на уровне 450-500 млрд рублей.
— Можете привести примеры наиболее успешных и интересных стартапов?
— Лучшим подтверждением того, что проект востребован и полезен, кроме выручки, является его капитализация — привлечение денег для ранних высокотехнологических проектов. За текущий период в числе резидентов, которые смогли это сделать, можно назвать компанию Whoosh, которая самостоятельно разрабатывает и внедряет решения для шеринга транспорта микромобильности. Другим примером может являться компания ИСКЧ. Это целый холдинг, который разрабатывает сложные биотехнологические продукты. Одно из его структурных предприятий — «Генетико» — в 2022 году провело IPO, подтвердив интерес инвесторов к бизнесу в области биотехнологий.
— Технологическая независимость в первую очередь обеспечивается исследователями, учеными, инженерами и предпринимателями. Что сегодня мешает выстраивать эффективное взаимодействие научной и образовательной сферы с реальным сектором экономики? И что нужно сделать, чтобы укрепить кооперацию между бизнесом и наукой?
— Технологическую независимость обуславливают как ученые, так и промышленность. Нельзя сказать, что одни ученые, без индустрии, способны обеспечить технологическую независимость. К сожалению, они остаются только генераторами идей и инициаторами интересных научных статей. Почему так происходит? Зачастую учеными во многом движет любопытство — им интересно, как устроен мир. А промышленник заинтересован в том, чтобы технология заработала в экономическом переделе и приносила деньги.
Поэтому роль «Сколково» и заключается в налаживании таких взаимосвязей. Это очень сложный процесс, потому что, исходя из различных целеполагающих установок в жизни, в очень редких случаях сам ученый становится технологическим предпринимателем. Для того чтобы его идеи двинулась вперед, требуется команда. Создание такой команды, в которой есть условно два человека, один из которых придумал технологию, а другой понимает, как работает бизнес, — очень непростой процесс, во многом похожий на сватовство. Один считает, что если он придумал технологию, то и с бизнесом справится. Второй — что, если он умеет правильно строить бизнес, технологии вторичны. У нас есть специальная программа, которая, по сути, является неким замком зажигания для многих стартапов: мы подбираем такие пары и объясняем коллегам, что должен быть паритет. Здесь нет преимущества ни у того, кто придумал технологию, ни у того, кто ведет бизнес.
Первые, с кем мы начинаем разговаривать — это промышленники, те компании, в которых будет востребована технология. Не обязательно это должно быть конкретное промышленное производство, это может быть банк как индустриальный сегмент. Выявляя потребность, мы вместе с ними осуществляем целевой поиск, благодаря которому находим команды, способные решить задачу. Во многом то, чем занимается сейчас «Сколково» — это pull-маркетинг с точки зрения инноваций. Приходя в корпорацию, мы объясняем, что инновации — это один из наиболее эффективных инструментов конкуренции. Затем проводим полную диагностику заказчика и выявляем конкретные области, в которых мы можем помочь, и находим команды, которые решают эту проблему.
Кроме «Сколково», существуют и другие институты развития, которое понимают важность этой задачи. Совместно с коллегами по цеху мы эту инициативу развиваем, поскольку важно, чтобы в рамках разработчиков и университетской школы генерация интересов предпринимательства росла. С большим уважением и поддержкой подходим к инициативам Министерства образования и науки РФ, связанным со стартаповским движением внутри университетов. Благодаря субсидиям можем компенсировать часть инвестиций частных лиц, которые приходят в стартапы на ранних стадиях туда, где работают студенты, университетские сотрудники. Но это только один из инструментов.
— Совместно с Министерством цифрового развития вы ведете программу по ускорению внедрения цифровых технологий. Какова степень цифровизации российских компаний сегодня? На какие технологические решения самый большой спрос? В чем их актуальность?
— Прекрасный вопрос и очень непростой ответ. Скажу без лишней скромности, что уровень цифровизации российских компаний очень высок. Конечно, во-первых, это сильно зависит от сегмента, во-вторых — от того, как базовые нецифровые технологии приходили в Россию. К примеру, давайте посмотрим на цифровизацию банков — в этой сфере они находятся на одном из самых высоких уровней. Это обусловлено как степенью развития российских технологий, так и оперативностью регулятора.
Приведу другой пример — машиностроение. Многие российские производители в последние годы покупали пакетные решения. Пакетные решения — это значит, что приобретается какая-то производственная линия или оборудование, которые уже цифровизованы на базе технологии, позволяющей оценить качество производства, регулировать производство и т.д. Такие технологии шли в пакете вместе с промышленным оборудованием. Вроде бы, цифровизация есть, но при таком подходе вопрос суверенитета стоит особенно остро. Нужно быстро применять именно тот цифровой инструмент, который не будет зависеть от санкций.
Третий пример: в России, начиная с 2020 и 2021 года, с поразительной скоростью идет внедрение цифровых технологий в медицину. Мало кто знает, но в Москве есть специально организованный центр, в котором используется искусственный интеллект для оценки биологических изображений КТ, МРТ, рентгена.
Мы с вами начинаем воспринимать цифровизацию как естественный элемент нашей жизни. За этим стоит большая работа и большой объем разработок. Конечно, нам есть, куда расти. Необходимо локализовать цифровые разработки в области управления производством, проектирования — большей части инструментов, которые использовались в последние годы. Они не российские. Задачи, которые мы сейчас решаем совместно с Министерством развития РФ, — это скорость перехода на отечественные технологии. В 2023 году мы профинансировали два проекта для индустрии вещания. Выдали гранты и субсидии, которые измеряются сотнями миллионов рублей, проектам по импортозамещению специального зарубежного программного обеспечения для эфирной графики и автоматизации вещания.
Есть пример в области сельского хозяйства, где тоже требуется цифровизация. Например, один из проектов, поддержанный «Сколково», — тюменские молочные фирмы. Там будут внедряться цифровые технологии по управлению комплексом и содержанию крупного рогатого скота.
— Если говорить непосредственно о «Сколково», на чем будет сфокусировано ваше внимание в 2024 году?
— «Сколково» изначально создавался как большой стартап. В течение своей жизни он проходит все характерные для стартапов стадии. Это связано с тем, что мы быстро растем. Когда «Сколково» задумывался в 2010 году, предполагалось, что среди резидентов будет около тысячи компаний. Сейчас их уже 3,8 тыс. Кроме этого, появляются новые инструменты поддержки стартапов — поддержка разработчиков, новые субсидии отраслевых министерств. Все это подразумевает необходимость внутренних изменений. На самом деле «Сколково» по расходам не растет, а доля субсидий на операционные расходы из года в год уменьшается. Мы эту субсидию частично замещаем тем, что оказываем консалтинговые услуги для крупных индустриальных компаний. Кроме того, чтобы привлекать дополнительные источники финансирования для поддержки развития стартапов, требуется повышать эффективность.
«Сколково» мы видим, как сервисную компанию, которая оказывает ряд мер поддержки, включая финансовую и нефинансовую. Но работать с такой массой компаний без выстраивания структурированного продуктового портфеля с возможностью доступа через цифровую платформу, очень сложно, поскольку сужает количество компаний, которым мы можем помочь.
Платформа позволяет не только предоставлять собственные сервисы, но и использовать нетворкинг с быстрым доступом к необходимым специалистам, экспертам в нужный момент. Панель нетворкинга у нас активно развивается благодаря цифровой платформе. Это первое и главное направление развития компании в 2024 году.
Последние несколько лет мы идем по пути продуктивизации: свои сервисы оформляем в виде продуктов. Но сама по себе цифровая платформа, ее структурирование и возможность удобной работы стартапов с сервисом — одна из задач, которую мы будем решать в ближайшее время.
Кроме того, продолжаем работу по поддержке разработчиков — в частности, проектов в области цифрового развития, внедрения решений на основе ИИ в различных отраслях.
Перед нами стоит задача расширить количество партнеров, которые имеют запросы на конкретные технологические решения. Будем прирастать и в количестве партнеров, и в консалтинговых проектах.
