— Последние годы для нашей страны, и регионов Черноземья в частности, были насыщенными. Особенно если говорить в контексте работы правительств и глав областей, которым приходилось принимать много самостоятельных решений. Что было общего у пандемии и СВО, а в чем, наоборот, заключается различие?
— Многие политические аналитики задаются этим вопросом. И в одном, и в другом случае губернаторы получили серьезные полномочия, кто-то даже употребляет такой термин как «ковидная децентрализация» или «связанная с СВО децентрализация». Главная общая черта всех губернаторов Черноземья, которые сменились полностью, начиная с 2017 года, заключалась в том, что они выполняли роль операторов регионального развития. Речь о реализации нацпроектов, их адаптации к территориям, обеспечении экономического роста и благосостояния. Ковид потребовал от них выполнение новых ролей. Фактически децентрализацию ввели, когда губернаторы самостоятельно начали принимать ограничения для граждан и бизнеса, и нести за это ответственность. Это была сознательная политика федерального центра — действительно, страна большая, невозможно ею управлять из одного центра и лучше эти полномочия делегировать.
С этой проблемой губернаторы Черноземья справились, практически все черноземные территории показали рост в 2021 году. После наступления СВО Белгородская и Курская области оказались в прифронтовом статусе, на границах Воронежской области не идут, к счастью, военные действия, однако она граничит с ЛНР, которая входит в зону спецоперации. У глав стоят задачи как координации различных служб между собой, для устранения инцидентов СВО, так и восполнения федеральных функций. Что имеется ввиду? Прежде всего, мобилизация. Губернаторы выполняли координации закупок материалов для мобилизованных, улаживали конфликты, успокаивали население, ездили в пункты размещения военных. Главы областей выступали как седативное средство, снижали напряженность. Через закупки и меры соцподдержки мобилизованных и их семей, они восполняли федеральный функционал, которым должно было заниматься Министерство обороны. Это новая, неожиданная роль губернаторов, но пока они выполняют ее вполне достойно.
— В двух областных центрах — Курск и Белгород — сменились градоначальники. Почему принимались решения о смене мэров? Можно ли сказать, что новоизбранные главы справляются со своими задачами лучше?
— В нынешней системе управления выстраивается вертикальная логика отношений. После поправок в Конституцию и ФЗ №414 «Об организации публичной власти в регионах» у нас федеральный, региональный уровень госвласти и местное самоуправление объединены в понятие единой системы публичной власти. И носит она вертикальный характер. Нацпроекты предусматривают, что деньги на крупные проекты идут «сверху». Так выстраивается политико-экономическая система вертикального контроля. В этой системе мэры являются операторами региональной политики, как и «губернаторы-проводники» федеральной политики. Поэтому, будем говорить откровенно, мэры региональных столиц — креатуры губернаторов. Мы можем посмотреть на Вадима Кстенина, работавшего в свое время заместителем Александра Гусева, или на Евгению Уваркину, которую выдвинули по предложению Игоря Артамонова, считающего, что в госуправлении нужны люди с бизнес-мышлением. Или посмотреть на Игоря Куцака, который работал председателем комитета имущества Курской области, и на Антона Иванова, фактически предложенного Вячеславом Гладковым. В итоге мы увидим — мэрами городов становились губернаторские протеже.
Мнения и решения о том, эффективны градоначальники или нет, формируют именно руководители областей. Классический пример в Белгороде: Иванов написал заявление об отставке, отработав год, после достаточно жесткой критики со стороны Вячеслава Гладкова. Это связано не только с СВО, но и с тем, что Гладков является бывшим мэром города Заречный и, судя по всему, разбирается в этих вопросах. Сейчас в Белгороде назначен врио мэра, который, скорее всего, будет избран.
Исключением из правил является Максим Косенков, являющийся самостоятельной фигурой, которая контролирует большинство представительного собрания Тамбова. Его нахождение на должности — некий политический компромисс между ним и Максимом Егоровым, который был заключен еще при бывшем губернаторе Александре Никитине. Вопрос мэра Воронежа тоже в скором времени решат, объявлен конкурс на должность. Будем смотреть на состав кандидатов, который решит судьбу Вадима Кстенина. Но главными субъектами, оценивающими мэров, — являются губернаторы.
— Как геополитика отразилась на численности населения в приграничных регионах, на ваш взгляд?
— Пока точных данных мы не имеем, я бы дождался окончания года. Отток, безусловно, есть, но функция успокоения и поддержания стабильности губернаторами выполнялась. Ситуация сложная в Белгородской области, фактически оказавшейся на передовой, в Курской области, куда тоже периодически «прилетает». Сейчас руководители регионов координируют службы МЧС, социальные службы, военные, спецслужбы, а также ответственных за инфраструктуру. Но также они поддерживаю социальную стабильность. Особенно успешно ее выполняет Вячеслав Гладков в своем стиле «предельной открытости», которая демонстрировалась им с момента прихода в регион. Власть поддерживает в условиях СВО — постоянно в режиме реального времени объясняет происходящее, отвечает на вопросы, помогает. Все это позитивно действует на людей. Поэтому радикального, заметного оттока даже из Белгорода мы не видим. Относительно стабильной ситуация является в Курской области, где губернатор также реализовывает стратегию открытости. Какая-то миграция есть, но говорить о серьезном оттоке я бы пока не стал.
— Вячеслав Гладков и Роман Старовойт — в одних и тех же условиях?
— К сожалению, у Вячеслава Гладкова больше информационных поводов, потому что фактически Белгородская область и облцентр оказалась на передовой. Это заставляет работать губернатора на пределе своих информационных возможностей. Но он в этом дока. Когда Гладков сменил Евгения Савченко, его открытое поведение стало фирменным стилем. Сегодня это очень помогает в новых, неожиданных условиях. Старовойт тоже реализовывает стратегию открытой и отзывчивой власти, но Курская область меньше подвержена обстрелам, чем Белгородская.
— В сентябре прошли выборы (глава Тамбовской области, представительные органы в муниципалитетах Воронежской, Орловской, Курской, Белгородской и Липецкой областей), какие результаты показались вам примечательными?
— Основным электоральным событием были выборы в Тамбовской области. Крупных выборов, например, парламентов субъектов Федерации, не было, их избрали в 2020-2021 гг. Но были выборы на муниципальном уровне, я бы отметил выборы в Курское городское собрание — представительный орган областного центра, а также выборы в Ельце. Обозначились новые тренды.
На голосовании за тамбовского губернатора прошло все штатно: это классические выборы референдумного типа, которые проходят в России в последнее время, когда все понимают и принимают правила игры. Маркированный Кремлем кандидат направляется в регион и выборы — это референдум о доверии к нему. Остальные представители политических сил являются не более чем участниками, задача которых — присутствие. На это наложилась атмосфера, связанная с проведением СВО, так как летом был зафиксирован патриотический подъем. Количество поддерживающих и лояльных власти людей увеличилось — это демонстрировали многие социологические опросы. Поэтому мы видим очень высокий результат главы Тамбовской области Максима Егорова — почти 85%. Более чем убедительно. Второе место занял коммунист, также участвовали представители партии ЛДПР, «Справедливая Россия — За правду» и другие политические силы.
Что касается представительных органов, то есть интересные тренды. С одной стороны, КПРФ остается второй политической силой — как в макрорегионе, так и в стране в целом, но с другой — набор из четырех партий избирателю кажется недостаточным, он хочет расширения линейки политических игроков. Тенденция появилась еще на парламентских выборах 2021-го. Мы видим, что в Госдуму прошла партия «Новые люди», и на многих региональных выборах «Новые люди» и «Партия пенсионеров» проходили в представительные органы. Продолжение этой тенденции увидели и в этом году, партийная структура Курского городского собрания тоже стала шестипартийной. В условиях СВО и лояльности населения к власти поддержка «Единой России» оказалась очень высокой, поэтому оппозиционное поле было расколото. С одной стороны — это играет на расширение интересов в оппозиционном поле и подходов к решению проблем, с другой стороны — ослабляет старые партии (коммунисты, эсэры и т.д.). Таким образом, количество политических игроков увеличилось, но сохранилось доминирование «ЕР».
— Вы активно выступаете за усиление транспортного сообщения в городах Черноземья. Есть результаты?
— Я, как человек постоянно путешествующий, максимально заинтересован в улучшении транспортной инфраструктуры. Например, между Курском, в котором я постоянно проживаю, и Воронежем, в котором я постоянно бываю. Могу честно сказать, что активно лоббировал открытие прямого железнодорожного пригородного сообщения. Точнее, это было восстановление старого упраздненного поезда. Мы понимаем, что к экономическому развитию макрорегиона есть несколько подходов. В их числе тот факт, что макрорегион развивается вокруг городов-милионников, которые являются драйверами роста. В такой роли выступает Воронеж в Центральном Черноземье. Активному развитию макрорегиона в таком случае способствует развитая транспортная инфраструктура, которая позволяет перемещаться товарам и рабочей силе. Поэтому открытие новых ж/д маршрутов — позитивный шаг. Благодарен руководству Воронежской, Курской и Белгородской областей, которые смогли об этом договориться.
— Какие прогнозы на 2023 год?
— Все будет зависеть, в том числе от того, как все будет развиваться на макрополитическом уровне. Если СВО не влияет радикально на политическую систему, значит, будет идти развитие по инерционному сценарию. При условии, что политическая система не начнет меняться. Усиление правящей партии и многообразие оппозиционного поля — сохранится. Все это выгодно власти, которая поддерживает текущий порядок административным и политтехнологическим ресурсом. Не исключаю определенных изменений в законодательстве, касающемся представительных органов власти в регионах. После принятия ФЗ №414 регионы сами решают, иметь ли доли партий в представительных органах муниципалитетов или регионов. На примере Липецка и Ельца мы видим, что партийные списки были упразднены. Они формировались исключительно по мажоритарной системе, что, разумеется, усиливает партию власти и ослабляет оппозицию. Не исключаю, что подобные изменения могут произойти и в других регионах Черноземья.
Интересно будет понаблюдать за выборами в Воронежской области, в 2023 году заканчивается срок полномочий Александра Гусева. Сейчас воронежские элиты движутся по инерционному сценарию, согласно которому Александр Гусев получит согласие Москвы на второй срок. В нынешней системе решение о том, будет продолжать работу Гусев или нет, принимается в Кремле. Думаю, в конце года или начале следующего будет понятно, получит ли он соответствующий «ярлык». С этого момента начнется неофициальная избирательная кампания. До этого «закроется» история с мэром Воронежа — весной пройдут его выборы, чтобы, начиная с этого времени, стартовала губернаторская кампания. Останется ли Вадим Кстенин в должности градоначальника будет понятно после того, как увидим списки заявившихся на конкурс кандидатов. Я пока критических рисков для него не вижу.
В 2023 году практически последний полный год, когда во главе Курской и Липецкой областей работают Роман Старовойт и Игорь Артамонов. В 2024-ом у них тоже заканчивается срок полномочий, понятно, что они будут в более сложных экономических и бюджетных условиях демонстрировать свою эффективность. Либо для второго срока, либо вернутся в столицу с повышением. В Белгороде также изберут нового мэра, будет ли это врио или какая-то новая кандидатура — увидим. Интересных политических процессов будет много в следующем году, но их характер определит состояние политической системы России в целом.